Ангел-хранитель спасает от медведя

medved vstrecha

medved vstrechaГоворят, что за каждым из нас следит ангел-хранитель. И если человеку грозит непредусмотренная в данное время и в данном месте гибель, то небесная <нянька> взмахивает спасительным крылом. Этот <взмах крыла> ощущали многие люди в экстремальных ситуациях. Они рассказывают, что в такие мгновения все события происходят в режиме как бы <замедленного времени>; иные слышат звон или даже голос, комментирующий события. Расскажу о некоторых случаях, когда нечто подобное приходилось испытывать и мне.

Медвежья непредсказуемость
В геологическом маршруте в отрогах Верхоянского хребта попал я однажды в завалы дикого таёжного бурелома. Нагромождения поваленных стволов были совершенно непроходимы, и мы с рабочим старались идти вдоль течения шумной горной речки – то по узким отмелям, то просто по воде. Вдруг рабочий дернул меня за рукав: <Смотри, на другом берегу – баран!> Я пригляделся: на склоне горы, метрах в двадцати от нас, копался в земле небольшой медведь. Опасности особой не было – и я полез в рюкзак за фотоаппаратом. Подошёл поближе к воде, щёлкнул затвором, перемотал плёнку… А потом опустил глаза и понял, что в шаге от меня в бурлящей воде стоит огромное бурое чудовище, похожее на старинный письменный стол. Лишь случайно я на него не наступил. Видимо, это была медведица, а годовалый пестун остался на другом берегу. Отступать было некуда: за спиной поднимались груды переломанных брёвен.
Я толкнул рабочего – он ахнул и стал срывать с плеча дробовик 28-го калибра. У меня был охотничий нож… Но медведица нас не видела, она топталась у самого берега, мотала лобастой башкой и что-то выуживала из воды. Ситуация была нелепой: ещё шаг – и она просто упрётся в нас. Мы закричали хором, но без толку, видимо, вода шумела слишком сильно. Тогда я наклонился и свистнул ей прямо в заросшее рыжей свалявшейся шерстью ухо!..
Свист подействовал: медведица мгновенно вздёрнула мохнатую голову. Но она совершенно не ожидала увидеть кого-нибудь рядом с собой, поэтому её чёрный нос искал цель вдали и ходил из стороны в сторону. Потом нос что-то учуял, медвежья морда повернулась – и тогда наши глаза встретились. Мы окаменели. Похоже, что медведица тоже была в шоке, нижняя челюсть у неё отвалилась, словно она хотела сказать <Ба-а-тюшки!..> При этом из пасти показались огромные жёлтые клыки. Сказать по правде, страха я не испытывал, но понимал, что абсолютное силовое преимущество находилось у медведицы. Ей ничего не стоило прикончить нас одним ударом лапы.
Но в этот момент я вдруг услышал тихий звон, и время потекло необычайно медленно. Ангел <взмахнул крылом>: медведица приняла спасительное для нас решение – словно в замедленной киносъемке она как бы взлетела и оказалась на середине речки. Второй прыжок – и медведица была уже на другом берегу. Звон в ушах прекратился, время потекло нормально. Пестун подбежал к матери. Несколько секунд звери смотрели на нас, а затем с огромной скоростью стали скачками уходить вверх по склону. Ещё миг – и они исчезли.
От медведя не уйдёшь: в этом я имел случай лично убедиться на побережье Охотского моря, когда вертолёт <выбросил> меня вместе с геологом из Магаданского геологического управления на проверку аэрогеофизических аномалий. Пейзажи здесь были своеобразные: над морем круто нависали горные обрывы километровой высоты. Холодное море, сколько видит глаз, было покрыто сплошной пеленой молочно-белого тумана, который поднимался по склону на полкилометра. Выше из белой ваты выступали освещённые солнцем горные хребты.
Вертолёт кружил в синем небе, а я сверял карту с местностью и соображал, где бы нам приземлиться и поставить лагерь. Внизу – туман, на верху – нет воды, да и тяжёлой машине для посадки нужна ровная площадка. Наконец выбрали место на относительно ровной отметке 600 метров над уровнем моря, у большого снежника: здесь хоть воды можно набрать.
Поставили палатку и утром ушли в маршрут. Карабин не взяли: тащить по горам его не хотелось. На скалистых обрывах вскоре обозначились рыжие потёки – следы окисления рудных жил с серебром и золотом. Маршрут был интересный, аномальные зоны содержали руду. Мы подошли к большому снежнику, который окружали пятна ржавчины. Здесь разделились: я пошёл по хребту, а мой напарник – по нижнему краю снежника.
Пробираясь по узкому гребню, я вдруг услышал крик. Взглянул вниз: на снежнике друг против друга стояли человек и медведь.

Я тоже заорал что было силы и заскользил по снегу к находящейся в замешательстве паре. Медведь оценил численное неравенство: он развернулся и удрал за скалы. Мой напарник был очень взволнован: <Надо было взять с собой карабин>. Однако о чем говорить, если ушли и не взяли?..
К вечеру рюкзаки оттянули плечи, и о карабине мы больше не вспоминали. Хребет нас так умотал крутыми подъёмами и глубокими спусками, что мой напарник, хоть и был он чемпионом Магаданской области по лыжам, предложил спуститься к реке, идти по ней в сторону лагеря вниз, а затем сразу подняться к палатке. По сухим протокам реки, заваленным россыпями белесоватой гальки, мы быстро двинулись в сторону моря.
И вдруг за грудами плавника, среди кустов серо-зелёной ивы, я увидел метрах в сорока чёрный силуэт медведя, который вставал на задние лапы и тянул острую морду на невероятную высоту. <Назад!!!> – прошипел я шедшему за мной напарнику и ещё успел подумать: <Какой, однако, здоровенный медвежище!..> Но косолапый нас уже учуял и сквозь кусты на огромной скорости кинулся прямо к нам. Мой напарник, сбросив рюкзак, помчался в гору. Мне бежать смысла уже не имело. Я повернулся к зверю и вновь услышал знакомый звон. Из кустов рысью, но как-то замедленно выпрыгнул косолапый. И я почти в упор, с огромным внутренним возмущением крикнул ему в морду типично русскую непечатную фразу.
Зверь осел на задние лапы, передними упёрся в землю, пасть у него раскрылась и вид был растерянный, словно он хотел сказать: <Так выражаешься, а ещё, наверное, интеллигент!..> Мне было ясно, что на меня зверь не бросится. Не теряя времени, я развернулся и с тяжёлым рюкзаком побежал искать своего напарника, полагая, впрочем, что он уже где-то у палатки, на высотной отметке 600 метров.
Как ни странно, я вскоре его нагнал. Он лежал на тропе, уходящей в гору, разминал ноги и стонал: свело судорогой мышцы. Глаза у него были необычные – с огромными расширенными зрачками, которые казались чёрными. <Медведь гонится за нами!> – бормотал он. Я развёл дымокур: зверь боится огня. Он сюда не пойдёт>. <Нет, нет, медведь сейчас нас прикончит!..> У бедняги был острый приступ психоза. С трудом он встал, но у снежника его снова скрючила судорога, и я долго тёр ему ноги леденистым снегом. В маршруты на этой выброске он больше не ходил.

Возврат из пропасти
Дело было в альпинистском лагере <Узункол> на Западном Кавказе. Подобралась у нас спортивная группа из трёх альпинистов-разрядников, дали нам, как положено, инструктора-наблюдателя, и пошли мы вчетвером на восхождение третьей категории сложности. Вершина была не очень трудной, но подъём шёл по ступеням крутой стены – и поэтому сбоку все время была пропасть глубиной 200-300 метров, на дне которой голубел ледник. Альпинисты в таких случаях говорят: <Видно, куда можно падать!>
Четыре альпиниста – это обычно две <двойки>, две пары, каждая из которых связана одной верёвкой. Нам в мужскую компанию в качестве инструктора-наблюдателя дали девушку, которая была излишне озабочена своим руководящим положением. К сожалению, её советы и попытки самой пройти некоторые сложные <узловые> участки заканчивались неудачей; она тянулась в хвосте – и самолюбие девицы явно страдало.
И вот на стенном участке я попал на горизонтальную ступень, которую альпинисты называют <полкой>. Длина этой полки была метра два, ширина – полметра. Здесь можно было устроиться с комфортом: я забил страховочный крюк, выбрал лишнюю верёвку от невидимого за скалой напарника и крикнул, чтобы, страхуясь по моей верёвке, подходил ведущий второй связки. Вскоре рядом оказался Борис Б., инженер из Пулковской обсерватории. Как и положено, первым делом он стал вытягивать верёвку своей напарницы – инструктора-наблюдателя. Затем из-за перегиба стены появилась и наша девица. Ей надо было всего лишь аккуратно шагнуть со стены на полку. Но она, демонстрируя свою смелость и лихость, решила на эту полку… спрыгнуть.
Звон раздался в моих ушах в тот момент, когда инструкторша прыгнула со скалы. Словно в замедленной съёмке, я крупным планом увидел, как за скальный выступ зацепляются железные шипы на носке её ботинка, как девица нелепо взмахивает руками, падает на грудь Бориса, вцепляется в него – и они, крепко обнявшись, начинают вместе валиться в пропасть. Поскольку они были пристёгнуты к моей верёвке, следом за ними должен был лететь я, а затем страшный рывок трёх падающих тел неизбежно выдрал бы из-за скалы и моего напарника.
Но полагающихся в такой ситуации страха или волнения у меня не было. Как бы не торопясь, даже медленно, одной левой рукой я схватил уплывающую вниз инструкторшу за штормовку и выволок её – вместе с Борисом – обратно на полку. Они покачались на краю пропасти и стали неподвижно, обнявшись, глядя друг на друга дикими глазами. Видеть их и говорить с ними я не мог – и тут же ушел вверх по стене.
Мы молчали и на вершине, и на спуске, и по дороге в альплагерь. Мой напарник по связке был за скалой, ничего не видел и не понимал, что произошло. Он пытался с нами говорить – бесполезно. У нас троих словно язык отнялся. Лишь за ужином Борис мне сказал: <Завтра утром я уезжаю домой. То, что я пережил, передать не могу>. Я уговаривал его остаться, поскольку он был хороший товарищ в связке и неплохо ходил по горам. Но напрасно. На утренней линейке в альплагере <Узункол> его уже не было. А вообще-то, как говорится, с него – бутылка, но он её зажал!..

Выстрел в упор
На далёком хребте с экзотическим названием Джугджур мы с товарищем сели в маленькую надувную резиновую лодку и поплыли по озеру пострелять уток. Я взял мелкокалиберную винтовку, а приятель – двустволку. Расчёт был простой: я стреляю издалека, приятель – вблизи. Но утки тоже были умные, сидели в осоке среди кочек, под пули не высовывались, а целиться с вёрткой лодки было неудобно. Приятель мой, как и положено настоящему охотнику, вытащил свой верный 16-й калибр и сказал: <Брось ты это дело! Дробь – не пуля, сейчас я тебе покажу, как надо стрелять! Садись на вёсла>.
Мы поменялись местами. Приятель поднял ружьё, выцеливая чёрные точки на сверкающей воде. Но резиновая лодка неустойчива, она крутится – и охотник в ней похож на вращающуюся орудийную башню. Естественно, что если лодка вращается в одну сторону, то человек с ружьем, неотрывно глядящий на цель, – в другую. Кончилось всё просто: чёрные мёртвые глаза двустволки упёрлись мне в лицо. В ушах звенело, а я тупо смотрел, как палец очень медленно тянет спусковой крючок… Всё произошло не в реальном отсчёте времени, а как бы во сне: грохот заглушил звон, но я уже успел рухнуть на дно лодки. Выстрел в упор только опалил волосы, которые потом долго воняли пороховым дымом. А на меня с погребальным воем упал не в меру азартный охотник: он не сомневался, что всадил весь заряд мне в лоб.
В заключение скажу, что далеко не всегда в опасных ситуациях впадал я в этот странный транс, и поэтому напомню анекдот: пьяный за рулем, с друзьями, гонит на бешеной скорости. Друзья говорят: <Останови, мы выйдем!> Лихой водитель высаживает их и кричит: <Трусы! Мой ангел-хранитель меня всегда спасёт!> Затем он бросает машину вперёд, но тут кто-то хлопает его по плечу и говорит: <Это я, твой ангел-хранитель. Притормози, я тоже выйду!>
Александр ПОРТНОВ, профессор.

Оставьте первый комментарий

Оставить комментарий