Интервью с сыном академика ВАСХНИЛ Лысенко Т. Д.

ЛЫСЕНКО Трофим Денисович. Советский ученый-агроном. Родился в 1898 году. Академик. Президент ВАСХНИЛ. Герой Социалистического труда. Лауреат Государственных премий СССР. Умер в 1976 году.

Наша справка: Родился в с. Карловке (ныне поселок) Полтавской об в семье крестьянина.

В 1921 окончил Уманскую школу садоводства, после чего работал на Белонерковской селекционной станции.

После окончания Киевского с.-х. института (1925) работал на опытно-селекционной станции в г. Гандже (ныне Кировабад) Азербайджанской ССР, затем во Всесоюзном селекционно-генетическом институте в Одессе.

С 1940 — директор Института генетики Академии наук.  Основные проблемы, над которыми работает ,— наследственность и её изменчивость, индивидуальное развитие организмов, внутривидовые и межвидовые взаимоотношения, закономерности видообразования, проблемы питания растений и другие вопросы агробиологии. Работы являются крупным вкладом в биология, науку. Выдвинутая теория стадийного развития (см. Стадийного развития теория) позволила ему разработать ряд агротехнических приёмов, получивших применение в с.-х. практике и способствующих повышению урожайности с.-х. культур.

На основе теории стадийного развития разработаны, такие агротехнические приёмы, как яровизация, чеканка хлопчатника, создан ряд новых сортов с.-х. культур (яровая пшеница «лютесценс 1173», «одесская 13», ячмень «одесский 14», хлопчатник «одесский 1» и др.).

Одной из важнейших проблем, исследуемых , является проблема единства живого тела и условий его жизни. Основываясь на конкретных закономерностях связи организма и условий внешней среды, разработал агротехнические способы направленного изменения природы организмов с.-х. растений. Им были выяснены причины вырождения картофеля в засушливых степных районах и предложен способ улучшения сортовых качеств его путём летних посадок, разработаны способы превращения яровых незимующих сортов с.-х. культур в зимостойкие озимые и др. Большое научное и практическое значение имеют труды , развивающие мичуринское учение о вегетативной и половой гибридизации.

В 1943, подводя итоги своих многолетних исследований, сформулировал ряд важных положений о сущности наследственности и её изменчивости. Наряду с выяснением закономерностей индивидуального развития растений уделяет большое внимание изучению закономерностей видообразования, внутривидовых и межвидовых взаимоотношений. Рассматривая проблемы взаимоотношения индивидуумов внутри биологического вида, выдвинул положение о том, что в природе не существует внутривидового перенаселения и отсутствует внутривидовая борьба, а также, что существующие биология, виды под влиянием изменений условий внешней среды способны непосредственно порождать другие виды. Эти положения дискутируются советской научной общественностью. Развиваемое и другими советскими биологами мичуринское учение зародилось и выросло в непрерывной борьбе со всякого рода реакционными, идеалистической теориями в биологии.

В докладе на сессии Всесоюзной академии с.-х. наук имени В. И. Ленина в 1948, посвящённой положению в биология, науке, вскрыл сущность реакционного, идоалистического направления в биологии — вейсманизма (менделизма, морганизма), показав, что известные положения ламаркизма (см.), признающие активную роль условий внешней среды в изменении природы организма и наследование приобретаемых признаков и свойств, совершенно верны и вполне научны.

Экспериментальными данными мичуринской биологии показано, что наследование признаков и свойств, приобретаемых живыми организмами под воздействием условий внешней среды, является законом природы. награждён шестью орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и медалями. В 1950 присуждена золотая медаль имени И. И. Мечникова. В 1948 имя присвоено Всесоюзному селекционно генетическому институту в Одессе.

СЫН: ЛЫСЕНКО Юрий Трофимович. Физик. Живет в Москве.

Константин Смирнов. — На канале НТВ “Большие родители”. Программа, в которой мы встречаемся с детьми из известных семейств, они рассказывают нам о своих близких, о людях, которые их окружали, о времени, в котором им довелось жить. И сегодня мы в гостях у Юрия Трофимовича Лысенко, сына академика Трофима Денисовича Лысенко. Юрий Трофимович, откуда родом Трофим Денисович и как он пришел в науку?
Юрий Лысенко. — Родился он в селе “Карловка”, Полтавской губернии. А название “Карловка” происходит от того, что когда Карл XII бежал, после битвы под Полтавой, то он там останавливался, вот отсюда происходит это название. А первыми жителями “Карловки” как раз и были: один Лысенко, а другой Полтавец и говорили, что бабушка с дедушкой, они прибыли из Литвы. Вот такая история. Его родители, обычные крестьяне.
К.С. — А как Трофим Денисович стал заниматься наукой?
Ю.Л. — С детства в нем была тяга к учебе, причем, он очень легко овладевал математикой, учился в церковно-приходской школе. И когда ему 13 или 14 лет было, он уже тогда пошел учиться, так как, значит, там же не было ни гимназии, ни даже реальных училищ никаких на селе, этого не было. Но где-то там была садовая школа. Потом было садоводческое училище и он стал там учиться на садовника. Когда он кончил это садоводческое училище, то поехал поступать уже в сельскохозяйственный институт, это уже в Киеве. В это время уже началась война мировая, студенческие брожения… Он в это дело окунулся и тоже решил участвовать в строительстве новой жизни. По своему складу характера, он был толстовец и он был в толстовском обществе. Толстого он всегда очень любил читать. И я думаю, что он все произведения его знал просто наизусть. А уж “Войну и мир” он точно знал наизусть, как говорится, тем более и, с моей точки зрения, “Война и мир”, это не столько художественное произведение, сколько философское и он очень любил эту философию, поклонялся ей. Закончил он сельхозинститут, получил диплом, это, кстати, говоря к сказкам, которые иногда приходится слышать с экрана телевидения, кто такой Лысенко, мол, это человек, который кончил только садоводческую школу и больше он ничего не кончал. Но это еще та россказнь. Не говоря уже о том, что не иметь диплома, это еще, как говорится, не грех, потому что и всеми признаваемый великий ученый Тимофеев-Ресовский, насколько я в курсе дела, диплома о высшем образовании не имел и, по-моему, от этого не страдал. Поэтому всякие высказывания на тему, есть у человека диплом или нет — это, попросту говоря, глупость. И кроме того диплом у него все же был. Вот он лежит у меня в ящике, так что желающие могут его посмотреть этот диплом. Короче говоря, как только он получил этот диплом, он постарался от всей этой кровавой каши, которая была на Украине уехать подальше. В Азербайджане, в Гяндже, только это опять же не сама Гянджа, а где-то в стороночке, он нашел сельхозстанцию, где жизнь шла спокойно, там собрался хороший коллектив молодых людей, окончивших высшие учебные заведения, и он, как говорится, включился в сортоиспытания, в сорторазведение и т.д. В первой его работе, которая и сделала его знаменитым, там слово “яровизация” не употребляется, там речь идет о влиянии термического фактора на фазы развития растений, вот о чем там идет речь. Это, короче говоря, первый вариант более известный и широко известный, теории стадийного развития. Именно теорию стадийного развития Вавилов называл крупным, как говорится, вкладом в мировую науку. Поэтому опять же, там всякие разговоры, которые связаны с тем, что Лысенко был не ученый, что за него кто-то что-то делал, кто-то что-то за него писал, то просто сразу скажу, что он сам писал, а не какие-то там коллективы ученых, которых тоже уже набралось Бог ведает сколько: и тот писал, и тот писал и т.д. А пока отметим, что уже одной этой теории стадийного развития вполне достаточно для того, чтобы быть и называться ученым, даже если со всем последующим кто-то и не согласен, мало ли у кого, как говорится, какие были взгляды на тот или иной вопрос.
К.С. — Юрий Трофимович, вы сказали о том, что работа стадийного развития обратила на себя внимание Вавилова, который в тот момент был президентом ВАСХНИЛ, и когда произошло их знакомство?
Ю.Л. — Нет, это не точно. Обратило на себя внимание не Вавилова, а кого-то из партийного и государственного руководства: это были Луначарский, Бухарин. Здесь я вынужден сделать оговорку: его называют “ламаркистом”, сам же он от этого всегда открещивался, говорил: “я не ламаркист, хотя уважаю их “, тем более самого Ламарка. Он считал, что это не столько биологическая наука, сколько философская. В чем здесь тонкости, я думаю, мы с вами разбирать не будем, это дело ученых… И началось его выдвижение по общественной линии именно со стороны государственных органов. Именно тогда прислали корреспондента, который написал о нем статью (то ли в “Известиях”, то ли в “Правде”). И после этого на него обратил внимание Вавилов и пригласил к себе в Ленинград для знакомства. Кстати, там и был, по-моему, термин “босоногий ученый”, над которым он сам смеялся. Поэтому когда слышу, что он сам себя любил называть “босоногим профессором”, хочется возразить: нет, он не любил себя так называть, просто это был термин журналиста, написавшего первую статью про него.
К.С. Скажите, а он был знаком со Сталиным, с верхушкой партийно-государственного руководства?
Ю.Л. После того, как он обратил на себя внимание своей первой работой, Украина решила (а это были 30-е годы) пригласить его к себе, и обеспечила ему работу в Одесском селекционно-генетическом институте. Руководителем там был тоже очень крупный ученый – Сапегин. Сейчас о нем просто забыли, хотя он был не меньше, чем Вавилов в свое время. Вот туда они с мамой переехали с моим старшим братом, а сестра моя и я – мы родились уже в Одессе.
К.С. А когда появилась собственно Мичуринская школа в генетике?
Ю.Л. По сути дела, его взгляды с самого начала были близки к этому. Были некоторые расхождения с Вавиловым, которые были связаны с тем, как выводить сорта, как их размножать. Были всякие детали, которые зависели от взгляда на природу растения, на влияние внешней среды. Но с работами Мичурина он был знаком, поскольку тогда Мичурина уже пропагандировали.
К.С. А с Мичуриным он был знаком?
Ю.Л. Нет, он никогда с ним лично не встречался. Он был на юбилее Мичурина, но он посчитал возможным с ним познакомиться. Он говорил: “Все на него насели, каждый за рукав дергает, зачем я буду еще подходить и дергать”. Он даже не познакомился с ним.
К.С. Скажите, а как получился его творческий союз с Презентом?
Ю.Л. Это было до моего рождения, поэтому я толком не знаю. Но насколько я знаю по высказываниям, они познакомились в 1931-32-м году или, может, даже в 30-м. Сразу же по приезде в Одессу для него специально был организован некий бюллетень под названием “Яровизация”, чтобы он мог в них публиковать любую свою работу, не обращаясь в другие инстанции. А там, где свободное место остается, могли печататься все желающие. И как я опять же понимаю, для того чтобы вести этот журнал, поскольку у него и желания особого к этому не было, да и представления о том, как вести этот журнал не было, появился Презент, который был в группе философов, журналистов, и он же контактировал с Бухариным. У меня создалось такое впечатление, что именно Бухарин его и направил к Трофиму Денисовичу организовывать этот журнал. Один момент нужно оговорить. Бухарин сам Презентом ни в коем случае не был, он даже всегда подчеркивал, что он дискутирует с Бухариным, – это его собственное выражение.
К.С. Но ведь Презент не был специалистом биологии, он был обществоведом, насколько я знаю?
Ю.Л. Он был кто угодно, причем не надо думать, что это очень плохо. Он учился в Ленинградском университете ( в революционные годы), был великим революционным деятелем по части этого университета, то есть выкидывал профессоров, сам он даже смеялся, говорил, что такие глупости творили студенты – выкидывали профессоров, чтобы те не мешали им учиться. Понимаете, какой глупостью там занимались; потом он понял, что так обращаться с профессорами студенты не имеют права. Но тем не менее, знания у него были блестящие. Я сам физик, преподавал лет 30, могу сказать, что он знал физику не хуже любого университетского преподавателя физики, – это я говорю совершенно ответственно. Он был специалистом и по философии. О чем его не спроси, буквально, вам говорю — он все знал. Вот такой был человек, хотя человеческие качества… от него многие просто убегали. Во-первых, он был, конечно, язвительный очень человек и кроме того, с ним никто никогда не мог жить. Но он, короче говоря, возбуждал против себя большую антипатию. Не обвинять его не берусь, не защищать его не берусь. Хотя знаю точно, что самого его, собирались как минимум трижды арестовывать, Трофиму Денисовичу говорил один секретарь обкома: “Я не подписал ордер на его арест только из уважения к вам, Трофим Денисович, видимо, он нужный вам человек”, Трофим Денисович, конечно, тут же сказал: “Конечно, конечно он мне нужный человек, не дай Бог, чтобы его арестовали”. Такие истории здесь были.
К.С. — Юрий Трофимович, в различных обвинениях, которые потом предъявляли Трофиму Денисовичу, фигура Презента представлялась, как некий злой гений Лысенко, они, действительно, были друзьями или, так сказать, у них было мало общего?
Ю.Л. — Никаких обвинений к Презенту я предъявлять не хочу. Никаких обвинений Презента, что он на кого-то доносил и т.д., я не знаю. И мне это неизвестно. То, что другие на него пальцами показывали — это я знаю, но насколько это доказательно, мне это неизвестно. Теперь, что касается их близких отношений, может быть, они были в пору их молодости. А в последствии они начали, действительно, ухудшаться, но в связи с чем, я даже и не знаю толком в чем тут дело. У отца в начале военных лет сложилась какая- то очень сложная ситуация. В чем именно, я просто не в курсе дела, но знаю, что тогда Презент его оставил, как говорится, в сторонке и убежал от него в этой ситуации. После этого он уже никогда очень близким человеком не был.
К.С. — Скажите, а какие отношения были у Трофима Денисовича со Сталиным?
Ю.Л. — Знакомство их произошло еще перед войной на совещаниях по сельскому хозяйству. Как я понимаю, он Сталину понравился и Сталин ему очень понравился. И он в Сталине никогда не разочаровывался. Его отзывы были о Сталине очень хорошими и после смерти Сталина, и при Хрущеве, и при Брежневе, и до самой смерти отзывы о Сталине у него были всегда только очень хорошие. Как шло развитие их отношений. Отношения были только чисто деловые, кстати, именно этим Сталин ему особенно и нравился, тем, что он дает возможность очень хорошо работать, потому что Сталину, отец всегда это любил повторять: Сталину требуется, только две вещи: ты должен быть специалистом по своему делу, здесь Сталин как раз ему доверял, и человек не должен врать Сталину, не должен быть подхалимом, ни перед кем не должен заискивать, включая самого Сталина. То есть, в каком смысле? В том, что если ты, что-то знаешь, что он что-то не то делает, ты должен сказать: товарищ Сталин, эта пшеница пойдет в производство, эта пшеница не пойдет в производство. Был такой случай, когда Сталин говорил, эта пшеница пойдет, Лысенко говорил: товарищ Сталин, она не пойдет. Но там потом между ними даже вышел спор. Сталин отправил его думать на несколько месяцев, после этого он его опять вызвал и сказал: “Вы меня ругаете, они меня ругают, ну, давайте дальше работать”, такая вот история. Со Сталиным работалось, как отец говорил, очень трудно, очень ответственно, на нервах, действительно, он говорил: это нервы надо было иметь, но не в том, что барин ошибется, а в том, что нельзя ошибиться, потому что был, как говорится, лозунг, что “ошибка хуже преступления”, это у Сталина работало железно, ошибаться было просто нельзя. Но и нельзя было, как говорится, подхалимничать. Вот такие качества требовались для работы со Сталиным.
К.С. — То есть, он ему безоговорочно верил…
Ю.Л. — Да-да… абсолютно безоговорочно. Сталин для него был олицетворение справедливости.
К.С. — Но ведь при всей вере Трофима Денисовича Сталину, он жил не в безвоздушном пространстве и вокруг начали исчезать люди, пошли аресты, расстрелы и т.д.
Ю.Л. — Сотрудники, знакомые из противоположного лагеря по биологии исчезали и т.д., что ему до сих пор инкриминируется, что это вроде бы он их, как говорится, засадил из-за того, что он с ними был не согласен по науке. Не далее, как несколько недель назад читаю газету “Труд”, где известный ныне господин Бестужев-Лада пишет, что академик Лысенко, упек немало своих коллег в тюрьму, превзойдя в этом других стукачей того времени. Хочу ответить и господину Бестужеву-Ладе, и другим людям, которые убеждены в том, что Лысенко решал свои проблемы, упекая людей в тюрьму. Прежде всего, Лысенко стукачом не был, ни профессиональным, который работает официально, а в науке таких, вы знаете, это не секрет, таких хватает, как и в любой другой организации. Ни добровольным, которых, к сожалению, еще больше хватает и хватало… А вот на самого Лысенко стучали неоднократно, стучал и великий ученый Эфраимсон, стучал и великий ученый Цыцын. Вячеслав Михайлович Молотов сказал Лысенко следующее: “Трофим Денисович, на вас существуют горы доносов”. И существование этих гор доносов люди, работающие в архивах, почему-то не замечают — это считается нормально. Но Лысенко доносов не писал, а в качестве подтверждения этого могу сослаться на одну из немногих публикаций в пользу Лысенко: лет 12 – 15 назад в журнале “Молодая гвардия” была публикация “Иван Александрович Бенедиктов о Сталине и Хрущеве”. В этой публикации говорилось и о Лысенко, цитирую почти дословно (я окончание забыл): “Я хорошо знал Трофима Денисовича Лысенко. Это был человек железной воли и высоких моральных качеств. Он скорее дал бы разрезать себя на куски, чем оговорил бы невинного человека”. От себя добавлю, он виновного никогда не оговорил. У нас в семье, и дедушка, и бабушка приучали не доносить, если кто-то набедокурил где-то, все равно пальцем не показывай. И я еще раз говорю, отец был толстовец по своей сути. Он был человек железной воли, его никто не мог бы заставить сделать того, что он считал не правильным, не моральным и т.д. И повторю, именно за это Сталин его и ценил. Кстати, в этой статье Бенедиктова было сказано, что Сталин даже один раз привел пример: “Посмотрите, этот доносит, этот доносит, а ведь Лысенко ни на кого не доносит”. Это обстоятельство было замечено на фоне того, что тогда творилось. Правда, тогда же, буквально, сразу после этой публикации в журнале “Огонек” родственники Бенедиктова, испугавшись, видимо, этой публикации тут же написали опровержение. Что публикация в журнале “Молодая гвардия”– это выдумка либо редакции, либо автора этой публикации. Я же, со своей стороны, могу только сказать одно, я верю в истинность этой публикации. Я, в конце концов, рос в этой семье со дня своего рождения до самой смерти Трофима Денисовича, буквально видя его каждый день, встречаясь каждый день и, как минимум раз в неделю бывая, на полях вместе с ним на его опытах. Поэтому я готов подтвердить, что там написано правдиво. Трофим Денисович был человек железной воли, высоких моральных качеств и никого, никогда и нигде он не оговорил и не отправил в тюрьму. А упекали коллег его в тюрьмы? Конечно, упекали. Почему упекали? Так друг на дружку они, эти коллеги писали или доносили, подсиживали и т.д. Поэтому, обвиняя Лысенко, давайте все-таки конкретно, дорогие товарищи, говорить. Бери конкретную фамилию, бери дело и смотри, кто на него писал. А на Лысенко, еще раз говорю, писали много, а Лысенко ни на кого не писал. Вот это мой ответ по поводу исчезающих людей.
К.С. — Юрий Трофимович, но, естественно, не мог пройти мимо внимания Трофима Денисовича такой факт, как арест академика Вавилова…
Ю.Л. Точно знаю, что отнесся он очень плохо к этому. Вот лежит кучка писем, именно в этой вот кучке лежит письмо от Сурена Амбарсумовича Погосяна — это очень большой специалист по винам, он жил в Армении. И вот в день ареста Вавилова он был у Трофима Денисовича и когда говорит, вошел секретарь, и на ухо ему что-то сообщил. И Трофим Денисович стукнул ладонью по столу и сказал: “Вот, черт что наделали, теперь на меня спишут этот арест”. Но когда началось следствие, то к отцу приходил следователь, это он сам рассказывал: “Ко мне приходит следователь, ну и начинает из меня всячески выдавливать, чтобы я написал, что Вавилов виноват в том, что погибла коллекция ВИРа. Я следователю говорю, что я знаю только одно, что Вавилов собирает эту коллекцию, а о том, чтобы он ее уничтожил, мне не приходилось слышать”. Следователь продолжал настаивать, тогда отец его резко обрывает, вызывает секретаря и диктует: “На заданный мне вопрос о вредительстве академика Вавилова, и уничтожении им коллекции семян в ВИРе отвечаю: об уничтожении семян в ВИРе Вавиловым, мне ничего неизвестно. Я знаю только, что академик Вавилов собирал эту коллекцию”. И подпись: академик Т.Д.Лысенко. Следователь, как говорится, очень недовольный удалился, на том его разговор со следователем и кончился. Вот это его эпопея по делу Вавилова. Ему потом Хрущев говорил, как он удивился, когда ему доложили об этой записке. А с Хрущевым у него примерно такая ситуация была: перед войной были блестящие отношения, очень искренние. Потом, у отца был разрыв с Презентом и разрыв с Хрущевым. Это было на февральском пленуме 1947-го года, где Хрущев пострадал, потому что Сталин поддерживал тогда Лысенко. Хрущев был тогда обижен. Потом, после смерти Сталина, на пленуме 1954-го года, естественно, Хрущев берет реванш, тут уже ума большого, как говорится, иметь не надо, чтобы взять реванш. А потом неожиданно он опять начинает дружить с отцом. Сам Хрущев ему говорил, что, просто удивился, ( он же привык к тому, что все друг на друга пишут, он был убежден, что Трофим Денисович писал на Хрущева Сталину) , и когда ему было доложено, что нигде не могут найти ни одной бумажки, чтобы Лысенко обвинял Никиту Сергеевича в глазах Сталина, когда ему доложили, что и про Вавилова ни только нету никаких обвинений, а есть вот такое заявление, о том, что “Вавилов уничтожал растения я не знаю, я знаю, что он собирал эту коллекцию”. Это просто Хрущева. Короче говоря, это была одной из причин, по которой он вроде бы сказал отцу: “Давай опять дружить”.
К.С. — Юрий Трофимович, а отец не пытался, как-то воздействовать на судьбу Вавилова, пойти к Сталину, сказать, что он биолог высокого класса и т.д.?
Ю.Л. — Ведь дело Вавилова до сих пор не рассекречено. Если его, конечно, не уничтожили. С тем, чтобы скрыть тех, кто на него доносил. Потому что недавно наш, уже один из нынешних директоров ФСБ Ковалев, я своими ушами слышал, он же сказал: “Мы не можем рассекретить некоторые дела, потому что вы в них найдете в роли осведомителей такие святые для многих из нас имена, что это будет шок для народа, мы просто не можем их рассекретить эти документы”, — это я своими ушами слышал. . Теперь, возвращаемся к Вавилову. Если есть его дело, то оно либо продолжает быть засекреченным по этим вот причинам, и, кроме того, оно наверняка было связано не с наукой. Думаю, если было бы с наукой, то характеристика Лысенко подействовала бы. Оно, наверняка, было связано с какой-то политикой. Вавилов участвовал во многих экспедициях за границу — это было что-то с этим связано, это было связано с его контактами за рубежом и т.д., такие люди, как вы знаете, всегда у нас подвергались опале или острастке. Человек, побывавший за границей, всегда находился под подозрением.
К.С. — Юрий Трофимович, а как развивались отношения со Сталиным?
Ю.Л. — Со Сталиным всегда были строго официальные отношения. Но очень хорошие, очень хорошие отношения по одной причине, отцу было очень легко работать со Сталиным. Сталин ему предоставил огромное поле для работы, но, в частности, перед войной был получен по стране огромный урожай проса — это, кстати говоря, была стратегическая задача Сталина и конкретное задание, поставленное Сталиным перед Лысенко. Связано это с тем, чтобы накопить стратегические запасы проса на случай войны. Специально это не объявлялось, но было понятно, о чем идет речь. И вот Лысенко работал, мотался по всей стране, организовывал, рассылал своих сотрудников и т.д. То есть, это была работа, с одной стороны, на износ, но с другой стороны, это была радостная работа. Отец рассказывал, как он в этих колхозах бывал, как его там встречали и как люди понимали, что нужно делать. И потом, когда в 1945-м году Академия Наук представила, по случаю окончания войны, ученых к наградам за работу в годы Великой Отечественной войны, первыми словами Сталина были “Лысенко в списке есть?”, представляющий мнется: “Нету, нету его. А за что его собственно говоря?” Сталин ответил: “Так хотя бы за большие урожаи проса”. И в его наградном удостоверении Героя социалистического труда указано: “За обеспечение высоких урожаев проса”. Потом Сталин сказал такие еще слова, что из этого проса мы кашей армию кормили в течение всей войны. Очень большое значение Сталин придавал именно рекомендации Трофима Денисовича в начальный период войны, когда Украина уже была оккупирована немцами, урожай снимать мы не можем, а можем рассчитывать только на сибирский хлеб. А Сибирь, это и немного и кроме того, там, как правило, всегда уходит хлеб в зиму. Следовательно, надо убрать его раньше. Почему? Если только пшеница, еще не дозревшая, стоит на корню, ее бьет мороз — это зерно использовать нельзя, оно становится ядовитым, этим зерном ни скот нельзя кормить, ни тем более людей. Но если перед этим эту пшеницу скосить зеленую, то, конечно, урожая хорошего не будет при этом, но зерно там дойдет, несмотря на морозы и т.д. и можно будет воспользоваться. Но сам Трофим Денисович на авторство этого метода никогда не претендовал по одной простой причине, когда ему говорили, это же ваш метод, он говорил: “Этот метод от бедности”. Но как бы то ни было, тогда был применен этот метод — свалить хлеб еще зеленым и дожидаться пока он дойдет до кондиции. Дело было очень рискованное, можно было вообще ничего не собрать. И уже по закону военного времени за такую уборку могли бы, как вы сами понимаете, принять соответствующие меры. Когда он этот метод применил, страна получила нужное количество хлеба, и Сталин это тоже запомнил.
К.С. — Юрий Трофимович, известна сессия ВАСХНИЛ 1947-го года, сессия, на которой была разгромлена генетика и т.д. и т.п. Какую роль в этом сыграл Трофим Денисович?
Ю.Л. — Первоисточником того, что состоялась сессия ВАСХНИЛ с соответствующим результатом, явилась ошибочное отношение и ошибочная оценка к личности Лысенко со стороны некоторых очень высоких руководителей партии и государства. Вот Сталин его, действительно, ценил, а многие другие люди, причем большинство искренно, безусловно, просто не понимали того, что он делает. Они считали, что Сталин обманут Лысенко, что Лысенко настолько хороший обманщик, что он обманывает Сталина, и надо открыть глаза Сталину. А реально ситуация состоит в том, что эти люди, даже были наши хорошие знакомые, которые очень резко выступали против Лысенко. Видимо, они сами ошибались, были неверно информированы. И эта их неверная информация состояла в следующем: во-первых, как уже сказано, они считали, что Лысенко не ученый. Далее они говорили, что Лысенко мошенник, что он обманывает Сталина. Опять же от себя могу сказать следующее — нигде никогда Лысенко никого ни в чем не обманывал, напротив, любые урожаи, любые сводки, он всегда выверял, потому что все сходилось до бухгалтерии. Всегда был указан реальный результат. Обвиняют, что были обманы в связи с превращениями яровых в озимые или озимых в яровые. Здесь могу сказать одно — никаких обманов не было. Вы можете по-своему, уважаемые товарищи ученые, объяснять эти факты, но факты реальные — никто их не подтасовывал, все это происходило на моих глазах и, действительно, яровые злаки превращаются в озимые, озимые злаки превращаются в яровые и вегетативные гибриды есть научный факт. Но для очень образованных людей здесь не могу не удержаться, чтобы не повторить слова Никиты Сергеевича Хрущева, сказанные моему отцу: “Знаешь, – сказал он ему- , наши дети университеты пооканчивали, и теперь думают, что от этого они умнее нас с тобой стали”. Итак, значит, некоторые очень высокообразованные и высококультурные люди, что говорится мною без всякой иронии, и вот они считали, что Лысенко — это знахарь, который обманывает Сталина и что Россию надо спасать от Лысенко и лысенковщины. И вот, чтобы спасти, видимо, вполне искренно Россию от Лысенко и лысенковщины была подготовлена, по сути дела, эта сессия ВАСХНИЛ 1948-го года, было собрано собрание представителей обкомов, райкомов в Политехническом музее. Проводил это собрание Юрий Андреевич Жданов и в числе того, что он там говорил, была и такая фраза о лженоваторах, относящаяся к отцу. Ну, Трофим Денисович Лысенко, мой отец, понял, к чему идет дело и тогда написал письмо Сталину — на имя Сталина и Жданова, старшего Жданова, чтобы не было, что он жалуется Сталину, не поставив в известность отца Юрия Андреевича. В письме он написал, что мне стало трудно работать, привел список того, о чем говорил Юрий Андреевич. Суть дела сводилась к тому, что, если я плохо работаю, меня надо просто убрать с этой должности по-хорошему, не дожидаясь плохих результатов. И вот тут Сталин дал опять очень высокую оценку Лысенко. Шепилов, который теперь говорит, что он тоже активно участвовал в свержении Лысенко, хотел открыть глаза Сталину на то, какие преступления вытворяет Лысенко, написал следующее (он — Шепилов), что когда Сталин с письмом Лысенко пришел на политбюро и вызвал их всех туда, то он сказал лично Шепилову следующее: “Что вы делаете, на Лысенко держится все сельское хозяйство”. Для Шепилова это, как говорится, просчет Сталина, а вот с моей точки зрения — это очень высокая оценка деятельности академика Лысенко, моего отца, потому что Сталин распрекрасно знал, как говорится, на ком и что держится. И он знал хорошо одно хорошо — Лысенко не обманывает. Вот это Сталин знал твердо. А на беду, я искренно говорю, хорошие люди: Жданов Андрей Александрович, Вознесенский Николай Алексеевич не понимали этого, считали, что Лысенко — это обманщик и что Россию нужно спасти от Лысенко. Они ошибались и ошибка дорого стоила, к сожалению, многим, в том числе, и многим работникам Центрального комитета. Но Лысенко здесь опять-таки ровным счетом не причем. Что должен был делать Лысенко в этой ситуации, которая была. Единственное, что он сделал, он обратился с просьбой, если я вам не нужен, то дайте мне возможность спокойно работать где-то в другом месте. После этого Сталин пригласил к себе Лысенко и встреча эта была очень короткой. Сталин сказал: “Давайте будем разбираться, пишите доклад о положении в биологической науке”. После этого Лысенко удаляется, пишет доклад о положении биологической науке. Вот здесь опять некоторое отступление, и специальное замечание: сегодня выискалась масса авторов этого доклада, говорят, что Лысенко вообще и не был у Сталина, и не получал никакого задания от Сталина, а писался этот доклад какой-то специальной комиссией Центрального комитета во главе со Столетовым, а потом его Лысенко просто вручили, как кукле и Лысенко его только озвучил. Но это уже сразу понятно, что это чушь. Более правдивые версии звучат так, что, конечно, Лысенко был у Сталина, получил задание, но не он сам писал, а, якобы, писал Презент и еще ряд других фамилий, близких к Лысенко. Что здесь правда? Правда здесь следующая: Лысенко всегда, любую свою работу, вплоть до простых писем, как правило, он всегда показывал близким людям, включая моего брата. Ему было интересно, что скажет брат, когда он прочитает. Так что, если уж включать в авторы этого доклада тех, кто читал в процессе его написания, то тогда надо было бы включить и моего брата. Автором является один Лысенко и Сталин, который просмотрел доклад и после этого опять отец был приглашен к Сталину, и была подробная беседа по замечаниям Сталина к этому докладу.
К.С. — После этой сессии, как известно, административные меры стали применяться к генетикам, так называемым, “вейсманистам-морганистам. ” И опять же говорили о том, что Трофим Денисович играл в этом какую-то роль…
Ю.Л. — Гонения на вейсманистов-морганистов после сессии ВАСХНИЛ связаны со следующем, сам Лысенко не хотел, чтобы были такие гонения, я вам еще раз говорю, он был искренний толстовец. Но он с себя ответственности за то, что произошло и не снимал. Он так всегда и говорил: “Здесь я был виноват только тем, что я существовал”. В конце концов, окончательная вина лежит на тех, кто все это развязал, вот они и виноваты. Если бы не было сначала удара по Лысенко, то не было бы и соответствующих последствий. А дальше происходит вот что: сессия идет к концу, и в это время состоялся очередной разговор в кабинете Сталина, где находятся Лысенко, Маленков и Сталин. Кстати, к Маленкову Лысенко всегда хорошо относился, не забудьте дорогие товарищи, несмотря на то, что тоже говорится с экрана телевизора немало другого. Итак, значит, в кабинете Сталина — Лысенко, Маленков и Сталин. И говорит им товарищ Сталин следующее: “Вот мы разобрались, сессия заканчивается… Ну, а что дальше будет, что после сессии произойдет? Поговорили в воздух и на этом кончили? Трофим Денисович, вы везде вейсманистов рассадили сами, и опять потом ко мне прибежите с жалобой на них… Давайте проведем кадровые изменения. Надо поставить мичуринцев с тем, чтобы читались и лекции по мичуринской генетике”. Лысенко, конечно, понял, о чем речь идет и сразу: “Товарищ Сталин, я не могу этого, я ни в какую…” Еще раз говорю, отец понимал, ответственность за то, что произошло, конечно, на нем есть, потому что он же затеял всю эту историю… Но говорит: “Сам я никого увольнять не буду и ничего делать не буду”. Сталин говорит Маленкову: “Георгий Максимилианович, возьмитесь тогда вы это проделать”. Тут и Маленков, как говорится, заартачился: “Это же ему нужно, чего я буду делать”… Он тоже понимает, что дело, как говорится, неприятное, нехорошее. Ну, Маленков говорит: “А, в конце концов, мы ведь можем поддержать только либо вас, либо их”. Значит, другого, как говорится, выхода нет. Сами затеяли. Но тут Сталин, чтобы кончить этот базар, говорит: “Георгий Максимилианович, вы же видите, Лысенко, действительно, не может и это, действительно, не его дело, займитесь тогда сами”. Выходят они в коридор, Маленков сердитый начинает на отца, мол, он взвалил на него свои задачи. Ну, а Лысенко ему говорит: “Так может, давайте, не будем делать… Маленков: “Ну да, не выполним указания товарища Сталина”… Так, кто виноват в том, что далее произошло? Вроде бы я сейчас хочу перекинуть вину на Сталина — ни в коем случае. Сталин сделал это для того, чтобы Лысенко защитить, в конце концов. А уж то, что кое-кто не просто был уволен, а как выражается наш дорогой господин Бестужев-Лада: “кого-то и упекли”, в тюрьму, опять же могу только сказать одно — Лысенко здесь не причем. А, если лучшие друзья и лучшие сотрудники, мечтающие занять место повыше и спихнуть, используя момент кого-то другого, то вот и надо разбираться в каждом конкретном случае. В качестве добавления к рассказанному, хочу сказать следующее: опять-таки о том, был ли Лысенко ученым. Это связано с тем, что, буквально, на днях, прочитал, что Лысенко, человек, ничего не понимавший, гноивший генетиков по своему незнанию, необразованности, и что он поливал грушевые деревья сладкой водой, чтобы груша становилась слаще: это опубликовано в газете “Деньги”. Правда, почему газета “Деньги” просвещает публику насчет Лысенко, я не очень понимаю. Но она сообщила, что вот был такой Лысенко, все достижения которого сводились к поливанию грушевых деревьев сладкой водой и там специально подчеркнуто — это не анекдот, а подтвердили это в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Это глупость. Рассказывают другую глупость про Лысенко, что, якобы, на ферме в Горках Ленинских животных кормили шоколадом или, как вежливо выражаются, отходами шоколадного производства. Дудинцев писал, что Лысенко кормил животных печеньем, все это клеветническая глупость. Нигде, никогда никто животных не кормил ни шоколадом, ни печеньем и, естественно, грушевые деревья сахарной водой Лысенко никогда не поливал. Еще раз говорю, это был нормальный, серьезный человек, который понимал, что есть наука, а что есть вот этот бред собачий.
К.С. — Он умер в 1976-м году, к концу жизни он не поменял свое мировоззрение степени?
Ю.Л. — Мировоззрение никогда он не менял, кстати, это хорошо, что вы употребили слово “мировоззрение”, не только в научном смысле, но и в общественном смысле. Это, действительно, был советский человек, советский ученый. Все, что он делал, делалось на пользу Советского Союза, на укрепление его мощи, его экономического состояния, на укрепление совхозно-колхозного строя, действительно, он никогда эти вещи не пересматривал. Не пересматривал и научную концепцию. От себя могу сказать только одно, что Трофим Денисович вполне признавал молекулярную биологию, он против нее никогда не был, он признавал биофизику.
К.С. — Юрий Трофимович, в последние годы много написано об этой войне в биологии, много разных мнений по поводу Трофима Денисовича… Как с этим жить сыну?
Ю.Л. — То, что написано много клеветы, много небылиц и много всего плохого — это, конечно, плохо. Плохо потому, что надо все-таки пытаться бороться за правду, чтобы люди знали истинное положение дела. Мне часто говорят, что я виноват, что никогда не рассказываю об отце. Наверное, перед обществом у меня есть о ответственность, также как есть у других членов нашей семьи. Но в другом отношении, в таком житейском порядке, наоборот, скажу вам: мне гораздо лучше живется, чем жилось тогда, когда его портреты печатались в каждой газете. Сейчас это очень хорошая нормальная жизнь, когда можно нормально ругаться, можно нормально ходить по улицам и можно нормально смотреть в глаза людям.