

Южный берег. Он протянулся от устья р. Уды на западе до Сахалинского залива на востоке извилистой полосой, окаймляя глубоко вдающиеся в сушу заливы Охотского моря Тугурский, Ульбанский и другие, затопившие северные окраины грабенов опущенных блоков земной коры, с низкими заболоченными равнинами, с лагунами, морскими валами отгороженными от моря, но не потерявшими с ним связи, и термокарстовыми озерами.
Возвышенности между грабенами представлены горстами, воздымающимися участками суши, образующими низкие и средневысотные горные кряжи и хребты. Словно стены гигантской крепости они выходят к морю почти отвесными 100 – 200-метровой высоты скалами, увенчанными шпилями и башнями. Узкая полоса пляжа нередко прерывается каменными грядами-непропусками, которые не обойти в прилив. А мысы продолжаются в море кекурами в виде столбов, обелисков, ворот и просто нагромождений глыб на месте разрушенных морем останцов. Многокилометровые обнажения выходящих на поверхность переслаивающихся алевролитов и песчаников, пронизанных дайками диоритов и порфиритов, – открытая книга для геологов.
Вдали в море, словно караван судов разных размеров, стоят-плывут острова Рейнеке, Александра и другие, с высокими скалистыми боками, часто окутанные туманным покрывалом. Вблизи мыса Литке, скалистым бастионом выдвинутого в море, лежит островок Коврижка. Как и мыс, он сложен крупнозернистыми гранитами, напоминает средневековую крепость с двумя останцами-башнями. На одной из них, кажется, качается под порывами ветра огромный камень.
Приземлились на морском берегу севернее озера Мухтеля. Первое, что бросилось в глаза, – истоптанный стежками следов лосей и бурых медведей песчано-галечниковый пляж. В отлив медведи часто выходят к самому урезу воды, проверяя, что оставило море. Лоси же пасутся на незаливаемой приливами полосе берега, первой террасе, среди куртин кедрового стланика и розы морщини-стой, шиповника, распространенного на япономорском побережье и на Нижнем Амуре. Они поедают бруснику, ягоды шиповника и шикши, а также термопсис – бобовое растение, напоминающее сою, достигающее метровой высоты, с еще зелеными листьями и крупными, как у фасоли, сухими стручками. Это ценное лекарственное растение оказалось новым для Николаевского района Хабаровского края. До сих пор оно было известно в долине Нижнего Амура и кое-где в Западном Приохотье. Прямо на мелкой гальке растет шикша с ядреными, как у смородины, ягодами, образуя почти сплошной зеленый ковер. Было странным видеть это растение процветающим здесь, почти на уровне моря. До сих пор мы встречались с ним высоко в горах, в горной тундре. Кое-где среди шикши высвечивала темно-красными боками переспевшая брусника.
Дальше от берега, куда уже не достигают волны даже в самые свирепые штормы, узкой лентой тянутся заросли розы морщинистой с самыми крупными из всех шиповников плодами. Она обычна на япономорском побережье, кое-где на Нижнем Амуре и здесь, на южном берегу Охотского моря. Следующую полосу зарослей образуют ольховник и кедровый стланик. Над ними возвышаются на 4 – 5 метров лиственницы с кронами, напоминающими флаги, развернутые под напором почти постоянных ветров с моря. Здесь начинается пологий склон первого прибрежного вала. На обширных полянах в парковом лиственничнике мы обнаружили целые плантации термопсиса. Гребни первого вала и следующих за ним в глубь суши закругленные, местами плоские. В лиственничниках с кедровым стлаником труднопроходимые заросли образует береза Миддендорфа. Ее корявые ветки, словно живые, цепляются за путника, оставляя прорехи в одежде из любой крепкой ткани.
За первым валом лежит плоскодонное понижение шириной более 100 м, пересекаемое лагуной. За ним новый вал, сменяющийся еще более широким понижением, заболоченным, с озерами. Чем дальше от моря, тем древнее и выше вал. Если на первом морская галька лежит на самой поверхности, то на втором хорошо развит гумусовый горизонт почвы, а на третьем под почвенно-растительным слоем залегает метровый слой суглинка, подстилаемый галечником.
В понижениях распространены кустарниково-сфагновые с кровохлебкой бугристые болота. Клюквой и морошкой здесь лакомятся тундряные куропатки, стайками взлетавшие почти из-под наших ног, чтобы через 20-30 м снова затаиться среди поредевших без листьев кустов голубики и багульника болотного.
На побережье господствует многолетняя мерзлота, и торфяники встречаются повсеместно. Особенно мощные из них мы встретили вблизи Петровской косы. К западу от нее на несколько километров тянется 10-15-метровый обрыв, размываемый морем в приливы. Верхняя его часть сложена торфом мощностью более 4 м. Целое месторождение!
А в районе озера Мухтеля, где предстояло нам поработать, среди торфяников распространены многочисленные озера. Их берега представлены торфяными буграми пучения, акватории нередко на значительной площади покрыты сплавинами. В это время года, в начале октября, почти все озера были заняты птичьими стаями. При нашем выходе к самому берегу тучи гагар, чернетей и турпанов срывались в воздух, мечась с берега на берег или бесперестанно ныряя. На озере Зарастающем мы обнаружили стайку белых лебедей-кликунов. Эти птицы нисколько не смущались при нашем приближении, только теснее сплывались в груду, продолжая кормиться. Среди них сновали чирки и кряквы. На берегу озера Володя Бардюк нашел несколько гнездовий лебедей, значит, они были не залетными, случайными гостями здесь. На этом озере и на других нам часто попадались хатки ондатры.
Мы расположились на покинутой автоматической метеостанции – в небольшой, но ладно срубленной избушке, в которой был слышен шум прибоя в прилив. Пока стояли погожие дни, мы споро взялись пересечь нивелировочным ходом побережье с его пляжем, террасами, штормовыми валами и лагунами от берега моря на юг, западнее озера Мухтеля. Затем занялись обследованием окрестностей, сбором гербария из запоздавших отцвести и потерять листву растений. Ближайшие сопки, обращенные к юго-востоку, в сторону равнины Мухтеля, заняты мощным разнотравным лиственничником. По крутым распадкам взбираются ельники с каменной березой, достигающей 15 м высоты, еще не потерявшей пожелтевшей листвы. Здесь среди кедрового стланика пламенеют листья рябины и разноцветьем встречают заросли ерника. Скалы, обращенные к морю, редко заселены немногими растениями. Среди них наиболее многочисленна родиола розовая, называемая в народе золотым корнем, по своим лекарственным свойствам не уступающая женьшеню. Отдельные сростки ее корней на щебнисто-мелкоземистых осыпях примерно полкилограмма весом, длина – до полуметра.
Вообще здесь, на скалах, и на равнине, и на морских террасах, наблюдается удивительное сочетание растений: под пологом кедрового стланика на низких террасах обычны степные виды: астрагал, вика, термопсис, кошачья лапка. А чуть выше линии морского прибоя на скалах растут высокогорные шикша, родиола и др. Казалось, что вся горная тундра с гольцов соседних хребтов спустилась из поднебесья к самому морю. Вдоль студеных ручьев – заросли борщевика и лабаз-ника.
Начинался октябрь. И, хотя стрелки часов мы, как положено, перевели на час назад, вечер наступал быстро, к тому же небо заложило тучами. Однако под их одеялом было безветренно и стояла теплынь. Море притихло, отступив на несколько десятков метров. И трудно было поверить в то, что гряды плавника из деревьев, пней и бревен, выбеленных морской водой и ветром, в сотне метров от моря на семиметровой высоте набросали волны во время штормов.
В ночь на 4 октября запуржило, хлопьями повалил снег. В зарослях стланика и ольховника намело целые сугробы. К утру блестяще-черная еще мокрая после отлива полоска пляжа, уходящая к скалам на запад и восток, разделяла зеленую гладь моря и заснеженный берег. Далекий хребет Меванджа и совсем близкие сопки то исчезали под низкими тучами, время от времени выдававшими снежные заряды, то вдруг открывались и даже освещались невидимым нами солнцем. Мы совершили забегушку к озеру с лебедями. Вокруг стояла звенящая тишина. Еще вчера здесь стоял такой гомон, что трудно было разговаривать. Те тучи перелетных птиц исчезли, видимо, перед самым снегом. Лишь стая белых лебедей оставалась на месте, но теперь она напоминала огромный подвижный снежный сугроб. Вдруг раздались крики сверху, из тумана. “Это летят на юг гуси и казарки”, – заключил Володя Бардюк. А чирков на каждого он обещал к ужину. Обед же нам обеспечил наш картограф и рыбак Валентин Булгаков.
Маршрут по берегу к мысу Мухтеля проходил под нависающими скалами. На их сером или черном фоне багровела родиола, зелеными и желтыми пятнами выделялись лапчатка и дудник. Казалось, с удивлением покачивала синими цветками герань, припорошенная снегом.
Пока мы с Алексеем Махиновым разбирались с висячим устьем долины ручья, срывающегося к пляжу 15-метровым водопадом, измеряли и описывали, отбивали образцы пород, начался прилив. Море ожесточилось, с каждой минутой все решительнее набрасываясь на берег. И когда мы вышли к самому узкому месту, прижиму, где пляж рассекает каменная гряда, уходящая в море, проход был затоплен. Попытка перебраться по скале сорвалась. Алевролиты залегают здесь с крутым падением нам навстречу. А море наступало, поминутно поднимаясь все выше. Пришлось после очередного девятого вала броситься в волны и потом без остановок бежать вдоль шелестящих галькой волн до дома, чтобы не закоченеть.
Горячая уха и чай, настоянный на золотом корне, согрели и взбодрили нас. А море все не умолкало. В черной ночи оно, казалось, все ближе подступало к нашему зимовью. Но настал час, когда стал слышен только шорох ветра за стеной. Отлив. Обессиленное море примолкло.
Угомонились и мы. Завтра пора быть вертолету. И он прилетел, а мы с сожалением покидали эту обетованную землю, где пока редко бывает человек. Потому лагуны здесь полны рыбой и птицей, нетронутые стоят плантации целебных трав. Тюлени и нерпы стайками подплывают к самому берегу, не боясь наших теней. Еще не спален лес на склонах сопок. А море бороздят редкие корабли, проходящие мимо.
В.И. Готванский, к.г.н., действительный член
Русского Географического общества
Оставить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.